В основе этой статьи - доклад, сделанный на Вавиловских чтениях, которые традиционно происходят в ВИР в день рождения Николая Ивановича Вавилова. Очередные чтения были посвящены памяти Е.И. Барулиной - крупного специалиста по генетическим ресурсам растений, имя которой неразрывно связано с именем Николая Ивановича Вавилова и с институтом, носящим его имя. В 2005 году исполнилось 110 лет со дня рождения Елены Ивановны Барулиной, и мы в очередной раз обратились к истории, чтобы вспомнить этого замечательного человека. Ни коим образом не претендуя на роль биографа Елены Ивановны, я пишу эту статью по праву ее коллеги, изучающей генетические ресурсы зернобобовых - основной объект исследований Барулиной. Перечитанные не раз очерки о жизни Н.И. Вавилова, его письма, воспоминания современников, труды Николая Ивановича и Елены Ивановны, и счастливая доля работать в том же институте, по сути созданным ими, продолжать начатое ими дело, держать в руках пакеты с семенами, на которых написано: «Собрано Вавиловым», «Собрано Барулиной» - все это сделало их людьми дорогими и близкими всем «вировцам». Быть причастными к их именам, иметь право ссылаться на них в своих работах, писать и говорить о них - большое счастье и великая честь.

В институте уже нет никого, кто знал Елену Ивановну. Она ушла из ВИР в 1939 году по болезни и с тех пор ее контакты с институтом были очень ограничены - только переписка, касающаяся восстановления доброго имени Николая Ивановича. Но к счастью, есть Юрий Николаевич Вавилов - сын, хранящий память о матери, неустанно собирающий свидетельства жизни родителей и доносящий до нас свет этих удивительных людей.

Первое, с чем сталкиваешься при поиске биографического материала Е.И. Барулиной - скудость информации. В институтском архиве - лишь канцелярские свидетельства продвижения Елены Ивановны по службе. Письма ее к Николаю Ивановичу не сохранились, воспоминаний современников очень мало, ее личных воспоминаний нет, единичны и фотографии. И это не только документальные утраты - это свидетельства удивительной скромности жены великого человека. Может быть поэтому, так мало написано об этой женщине, которой выпало великое счастье прожить более 20 лет рядом с гением, и не менее великие испытания, физические и душевные страдания, связанные с несправедливостью, выпавшей на долю Николая Ивановича, многие годы борьбы за его честное имя. Эта статья не претендует на самую полную публикацию о Е.И. Барулиной. Это лишь слабые попытки отдать запоздавшую дань замечательной женщине, восполнить упущенные многими возможности сказать теплые слова, а также подчеркнуть ее самодостаточность как личности и ученого.

Мы знаем Елену Ивановну больше как отсвет Николая Ивановича - по его письмам к ней. Однако она хорошо известна нам как серьезный исследователь - по научным трудам. Научное наследие Барулиной очень весомо: статьи, монографии, среди которых «Культурная флора» - любимое детище Вавилова и свидетельство состоятельности ученого-«вировца», ставшего настоящим знатоком и монографом культуры. Таким знатоком культуры чечевицы была Елена Ивановна. После нее в нашей стране так и не сформировался специалист, ученый, знающий эту культуру так же досконально, как знала она. Совершенно очевидно, что, читая труды ученого, мы черпаем из них не только научные знания, но и представления о самом человеке - об его интеллекте, эрудиции, кругозоре, умении анализировать и обобщать. Труды Елены Ивановны - открытая книга, которая свидетельствует об ее неординарном уме, высокой способности к аналитическому мышлению, широком кругозоре, умении удивительно доступно излагать научные факты. Известно, кто ясно мыслит - тот ясно излагает. Вот это качество, на мой взгляд, превалировало у Елены Ивановны - ясность помыслов и устремлений. И еще об одном свойстве ученого с очевидностью свидетельствуют труды Барулиной - постоянном большом кропотливом последовательном труде. Это было присуще всем сподвижникам Вавилова. Вряд ли на орбите такого мощного светила могли удержаться спутники, неспособные к движению в сходном с ним ритме.

Последовательность ипостасей Елены Ивановны, приведенная в названии статьи, отражает хронологию и суть отношений этих двух людей. Сначала она была ученицей Николая Ивановича - студенткой профессора кафедры частного земледелия и генетики саратовских высших сельскохозяйственных курсов, одной из первых его дипломниц, первой аспиранткой. Его ученицей, по сути, она осталась на всю жизнь. Но там, в Саратове, где они жили дружной семьей и на тесной кафедре, и на учебной ферме, где Вавилов со свойственным ему размахом уже в первый год по приезде организовал экспериментальное поле, Елена Ивановна сразу и с воодушевлением включилась в работу, восприняв его идеи, стараясь найти все новые и новые доказательства верности его научных построений. Она с первого курса была одержима наукой, принимала участие в экспедиции на озеро Эльтон, поездках на Кумысную поляну, Лысую гору, в Елшанку. Вавилов ценил ее за сообразительность, старание, не без гордости следил, как тихая студентка на его глазах все больше превращается в ученого, но сначала, в общем, мало отличал от других учениц. Однако случилось так, что Елена Ивановна стала неотъемлемой частью жизни Николая Ивановича - личной и научной.

Барулина была одним из самых последовательных единомышленников Вавилова, исповедующих в своих научных трудах его мысли, идеи, теории. Всю свою научную жизнь она использовала их как канву, в которую вплетала нити своих собственных фактов и наблюдений, применительно к разным видам растений, к разным культурам. Через ее руки прошли тысячи образцов семян зерновых, зернобобовых, бахчевых и других культур.

И, наконец, жена и, безусловно, любимая женщина Николая Ивановича. Совершенно очевидно, что быть женой гения, такого неординарного, увлеченного, одержимого работой, вечно занятого, постоянно отсутствующего человека, уделяющего внимание множеству вещей, идей, людей, - безумно трудно. Екатерина Николаевна Сахарова, первая жена Н.И. Вавилова, не смогла. Елена Ивановна не только сумела быть любящей и любимой спутницей, матерью его сына, внимающей, понимающей, помогающей женой, но и помощницей в научных изысканиях. Быть женой директора нелегко: нужно обладать особым тактом, чуткостью, уметь понимать все трудности мужа, неизбежные при руководстве институтом. Но не менее важно найти правильную линию поведения в отношениях с подчиненными мужа, не претендуя на послабления и привилегии, избегая интриг. В этом отношении Елена Ивановна была безупречна. Об этом свидетельствуют воспоминания сослуживцев и многочисленные письма Николая Ивановича, говорящие о его любви и внимании.

Глядя на немногочисленные портреты Елены Барулиной, нельзя не понять, что она была красива: крылатый разлет бровей, ясные серьезные глаза, застенчивая, даже в зрелом возрасте, улыбка. По свидетельствам подруг она была так тонка, хрупка, женственна, что они и в 60 лет называли ее Леночкой. При этом внешняя хрупкость совсем не соответствовала мужеству и твердости характера, которые проявила эта женщина в пору лихолетья, неустанно отстаивая справедливость по отношению к Вавилову.

Перейдем к фактам биографии Елены Ивановны. Она родилась 11 (24) июля 1895 года в Саратове, в большой семье. Отец ее был из крестьян. Елена была воспитана в строгих религиозных традициях. Родители умерли рано и она с юных лет начала самостоятельную жизнь. В 1913 году закончила в Саратове первую женскую гимназию с серебряной медалью. В 1915 году поступила на высшие сельскохозяйственные курсы, реорганизованные в 1918 году в Сельскохозяйственный институт, который затем вошел в Саратовский университет, как агрономический факультет.

В 1918 году в Саратове появляется Вавилов. Здесь он продолжает начатые в Петровской академии в Москве исследования в области иммунитета и систематизации культурных растений. К этому времени он уже собрал большую коллекцию растений и особенно пшеницы. Поэтому одновременно с чтением лекций Вавилов организует посевы сельскохозяйственных культур. Для этой работы ему был выделен участок в несколько десятин на ферме Сельскохозяйственного института и довольно удобный участок с десятину предоставила Саратовская областная станция. «Посевы свои провел в большом масштабе, так как имел много помощников (около 20 специалисток по селекции), слушательниц института (курсов)…», пишет он в письме Р.Э. Регелю в мае 1918 года. «Публикой-помощниками я пока доволен, посев гибридов, который можно поручить только интеллигентным и аккуратным работникам, произведен был, несмотря на стужу и сильные ветры, хорошо». Николай Иванович работал вместе с помощниками - сеял и пахал, жал и вязал снопы; он был мягок и снисходителен по отношению к ним, но малейшая небрежность очень расстраивала Вавилова, и студенты очень старались.

На одном из занятий Николай Иванович предложил студентам принять участие в работе по селекции сельскохозяйственных культур: за каждым из них была закреплена определенная культура и дан четкий план исследований. Елене Ивановне было поручено исследование изменчивости признаков растений чечевицы и вики - культур, принадлежащих к двум родам бобовых. Кроме того, она, как и другие студенты, проводила оценку расового состава одной из разновидностей пшеницы. Будучи на третьем курсе, Елена Ивановна вступает в недавно организованное Русское ботаническое общество. В 1919 году ее как лучшую студентку рекомендуют на должность помощника руководителя семенной станции.

В 1919 году Елена Ивановна оканчивает университет и получает звание ученого-агронома. Советом агрономического факультета и по рекомендации Вавилова было постановлено Е.И. Барулину после окончания курса университета оставить сроком на 2 года при кафедре частного земледелия и селекции для подготовки к научной и практической деятельности.

В полевых и вегетационных опытах, будучи студенткой и аспиранткой, Барулина описывала, измеряла, проводила тысячи скрещиваний, доказывая параллелизм изменчивости признаков у растений двух родов бобовых. Однажды она отметила странное свойство растений вики, засоряющих посевы чечевицы, «прикидываться чечевицей». Форма растений, листьев, окраска и узор лепестков, а главное размер и форма семян вики становились похожими на таковые чечевицы. Николай Иванович предложил Барулиной подготовить доклад и статью об этом явлении, называемом мимикрией. В этой статье, ставшей впоследствии неотъемлемой частью трудов уже маститого ученого Барулиной, тогдашняя аспирантка приводит богатый материал о засорении других бобовых растений специальными сорными видами, и делает вывод, что появление «чечевичных» признаков у растений вики, сорничащих в посевах чечевицы, и вообще мимикрия у растений объясняются законом гомологических рядов в наследственной изменчивости. Мимикрия - частный случай закона, над которым тогда работал Вавилов.

В июне 1920 года в Саратове состоялся III Всероссийский съезд селекционеров. Это было эпохальное событие в жизни молодых ученых - учеников Вавилова. Саратов - «столица Волги», как называл его Николай Иванович, был выбран не случайно. К этому времени на юго-востоке европейской части страны проводилась большая селекционная работа: в самом Саратове, на Безенчукской и Краснокутской опытных станциях. На съезде присутствовал весь цвет агрономической науки, и не только: в частности - экономист А.В. Чаянов, юристы и медики. Большая (физическая) аудитория университета была заполнена до отказа. Сидячих мест не хватало, и люди стояли плечом к плечу в проходах. Именно на этом съезде Николай Иванович впервые доложил а законе гомологических рядов, и профессор В.Р. Заленский (заведующий областной опытной станцией) провозгласил, что в его лице съезд приветствует Менделеева в биологии. В работе съезда наравне с маститыми учеными, такими как Ю.А. Филипченко, Л.С. Берг, Л.И. Говоров, С.И. Жегалов, приняли участие две дипломницы Вавилова - одна из них, Е.И. Барулина, сделала доклад на тему: «О вике, засоряющей посевы чечевицы». В 1920 году эта работа была опубликована в трудах этого съезда.

Вполне понятно, что в Вавилова были влюблены многие студентки. Ежедневное общение на занятиях, совместная работа в поле, жизнь рядом (практически через стенку) с умным, обаятельным, красивым молодым профессором, любившим шутку, называвшим их «леди», просто не могли не зародить чувства в девичьих сердцах. Не трудно представить, что они постоянно обсуждали своего кумира, шутили с ним, старались как-то помочь в быту. Сохранились сочиненные про него песенки. И хотя в молодости сердце плохо слушается рассудка, они понимали, что не могли рассчитывать на взаимность, ведь он был женат, миновал пору первой молодости. И все-таки у одной из них романтическое обожание переросло в глубокое чувство. Леночка Барулина слишком серьезно относилась к жизни, чтобы ограничиться влюбленностью - она боготворила его. Преданность ученицы трогала Николая Ивановича, она была ему мила. Однако он был женат, имел сына и, по-видимому, эта раздвоенность давалась ему нелегко. Отношения же с Екатериной Николаевной Сахаровой все больше заходили в тупик, из которого нужно было выбираться.

Сразу же после съезда Вавилов занялся подготовкой экспедиции по Юго-Востоку и провел ее в августе 1920 года. Среди участников экспедиции была и Е.И. Барулина. Эта затея многим могла показаться странной. Волжские берега были наводнены бандитским шайками, зверствовала банда атамана Антонова, погубившая тысячи людей. Однако экспедиция в край лотосов, дынь и арбузов прошла замечательно. Среди разрухи, мятежей, сыпняка, голода, царивших в стране, вдруг оказаться в дельте Волги, в оазисе покоя, собирать цветки и корни лотоса, водяные орехи, ходить по астраханским базарам, ездить на верблюдах к озеру Эльтон. И все это рядом с любимым учителем и, как выясняется, с человеком, ставшим главным в жизни 25-летней Елены Барулиной.

Конечно же, не романтические впечатления были главными в экспедиции: удалось собрать богатый семенной и гербарный материал, исследовать растительность и оценить потенциальную возможность растениеводства в засушливых районах и на солончаковых почвах. Сразу же по приезде Николай Иванович принялся за книгу «Полевые культуры Юго-Востока», для которой Барулина написала статью «Дыни Юго-Востока». В книге был обобщен весь опыт «саратовского периода» Н.И. Вавилова: результаты 3-летних посевов, наблюдений над культурами во время поездок, анализ сельскохозяйственных угодий края.

Объяснение Елены Ивановны с Николаем Ивановичем произошло задолго до его официального разрыва с первой женой. Это было в 1920 году - до или после экспедиции, неизвестно. Нет свидетелей их устных объяснений, но имеются свидетельства письменные - однако же, только письма Николая Ивановича, которые он писал Елене Ивановне сначала из Москвы, а потом из Петрограда, куда уехал осенью после смерти Р.Э. Регеля. Помощником Регеля по отделу прикладной ботаники Вавилов числился официально, поэтому именно ему предложили возглавить отдел. После многих размышлений, заручительства своих сотрудников о готовности ехать с ним, он решил возглавить отдел и провел в Петрограде огромную организационную работу. Трудно представить, как молодой ученый, приехавший из провинции, сумел в течение короткого времени решить столько масштабных дел и мелких организационных вопросов: добился для отдела, размещавшегося в тесных помещениях на Васильевском острове, переезда в большой дворец - здание бывшего Министерства сельского хозяйства на Исаакиевской площади; добыл для экспериментальных лабораторий бывшую дачу великого князя с полями, теплицами, парком в Царском селе и т.д.

На несколько месяцев оторванный от научной работы, от учеников и сподвижников он пишет им письма, и в первую очередь - ей; она отвечала. Потом Вавилов назовет эти письма «безнадежно-безумными». Все знали, что, несмотря на большую любовь, Елена Ивановна считала непростительным грехом разрушить семью, в которой был ребенок. Николай Иванович пишет ей о сложностях в отношениях с первой женой, о том, что у них мало общего, об отсутствии любви, о тяжелом характере Екатерины Николаевны: «Милая, любимая Лена, мне так хочется, чтобы во всем мы поняли друг друга, чтобы любовь была сильна. Мне хочется, чтобы мы были друзьями, у которых все общее, и горе, и радость. Я бесконечно рад, что мы будем работать вместе. Милая и прекрасная Леночка, мне хочется, чтобы ты была счастлива. Мы правы в поступках. Все сложное разберется, все трудное преоборимо. Работы так много. Все говорит за переезд в Петроград. Там будем устраивать вместе жизнь. Пиши, милая, мне так хочется тебя видеть».

С Леной он делится своими впечатлениями, сомнениями, радостями. Мы знаем, что Вавилов не любил жаловаться на жизнь даже в предельно трудные для него моменты, обычно отшучивался, игнорируя опасности. Но в ту пору он писал: «конечно, много и без числа трудностей. Если бы ты, Леночка, представляла, как трудно перевозить отдел с Васильевского острова во дворец», и в следующем письме: «Милый друг, мне страшно, что я не справлюсь со всем… но боязнь не за самого себя, а за сотрудников. Дело не только в том, чтобы направить продуктивную работу, что я смогу, а в том, чтобы устроить личную жизнь многих».

Город в ту пору был разорен войной и блокадой. В связи с бунтом в Кронштадте было объявлено осадное положение, тем не менее Николай Иванович пишет Елене Ивановне: «Вопрос о Петрограде решен определенно. Никаких колебаний относительно переезда у меня нет после всего, что выяснилось теперь в течение нескольких дней пребывания здесь. Определенность решению дало Царское Село, откуда мы только что вернулись». И потом: «…хочется создать храм науки, настоящей науки…».

Елена Ивановна сомневалась в его чувстве: он был слишком влюблен в науку, чтобы она могла претендовать на важное место в его сердце. Вполне понятно, что она боялась и публичного осуждения их отношений. Николай Иванович пытается развеять ее сомнения по поводу кратковременности своего увлечения. Письмо, которое Вавилов пишет в ночь после своего 33 дня рождения (27 ноября 1920 года) можно назвать примером высокого любовного эпистолярного искусства, и вместе с тем Вавилов не был бы Вавиловым, если бы в это объяснение любви к женщине не вплеталось объяснение в любви к науке! Вот только несколько фрагментов: «Милый друг, тебя тревожат сомнения в том, что пройдет увлечение, порыв. Милый друг, я не знаю, как убедить тебя, как объективно доказать тебе, что это не так. Мне хочется отойти в сторону и беспощадным образом анализировать свою душу. Мне кажется, что, несмотря на склонность к увлечению, порывистости, я все же постоянен и тверд. Я слишком серьезно понимаю любовь. Я действительно глубоко верю в науку, в ней цель и жизнь. И мне не жалко отдать жизнь ради хоть самого малого в науке. … И она, служение ей, стало жизнью. И вот потому, Лена, просто как верный сын науки, я внутренне не допускаю порывов в увлечениях, в любви. Ибо служение науке не мирится с легким отношением к себе, к людям. И просто не допускаешь внутренне порывов и мимолетных увлечений.… …Милый друг, ты знаешь, что в моем положении нелегко и нельзя увлекаться мимолетно и с юношеских лет как-то выработалось серьезное отношение к жизни, а годы его закрепили. Осуждение коснется, пожалуй, в большей мере меня. При всей готовности отдать себя науке, а это так, в сущности, просто и легко, жизнь сама становится легче и, мне кажется, что нет узости в пути, по которому мне хочется идти в союзе с тобой… …Жизнь должна быть и внешне и внутренне красива, и ты это разделяешь. Поэтому-то, мне кажется, и союз наш будет крепким и прочным. Мне так хочется, чтобы это было так». А через день - приписка, по-видимому, ответ на еще одно ее послание: «Милая и прекрасная Леночка, после всех писем, после всего, что узнал, а конечно, для меня все это было новым, неизвестным, ты стала еще ближе, дороже для меня. Жизнь надо делать самим такой, как хочется, радостной, бодрой, прекрасной…».

Между тем первая группа сотрудников, 10 человек, переехала в Петроград в марте 1921 года. Е.И. Барулина и А.И. Мордвинкина были оставлены в Саратовском университете еще на несколько месяцев. Вавилов устроил приехавших людей, организовав им продовольственный паек и жилье. Всего Николай Иванович взял с собой 27 сотрудников, пожелавших переехать в Петроград и продолжить начатую с ним работу.

Как проходила встреча в Петрограде, как были устроены их отношения в эти годы, нам неизвестно. Известно только, что они должны были соблюдать приличия и даже в деловых письмах к Елене Ивановне он соблюдает официоз. В июле 1925 года (через 5 лет после их объяснений!) он пишет ей в Каменную степь, под Воронеж: «Дорогая Елена Ивановна… Разрешение Вам на визу за границу от Наркозема получено. Составляю Вам командировку, и она будет готова завтра… Заканчивайте необходимые скрещивания и наблюдения и приезжайте в Ленинград. Кстати, 2 августа в Гамбурге съезд генетиков, и думаю, что Вам полезно было бы на нем побывать... Я до 20-го буду в Ленинграде; пусть чечевица растет скорее… Словом, хорошо приехать дня на три в Ленинград, проезд Ваш мы оплатим, эту сторону мы уладим…». «Пусть чечевица растет быстрее…», не значит ли это «Скучаю, скучаю…»?

Между тем работа Барулиной все больше концентрировалась на зернобобовых. В институте вскоре после приезда Елены Ивановны из Саратова в 1922 году был создан отдел бобовых культур. По этому поводу Н.И. Вавилов пишет А.И. Мальцеву: «открываю в отделе отделение бобовых растений. Заведовать пока некому, но все же в нем будут работать лица, приехавшие со мной из Саратова, которые могут вести самостоятельные работы, из числа студентов, окончивших Саратовский университет…». В 1922 году Н.И. Вавилов пишет А.Ю. Тупиковой: «Налаживаем сейчас отделение по бобовым растениям во главе с Барулиной и Муратовой». В апреле 1923 года на должность заведующего этим отделом был приглашен Л.И. Говоров.

В 1923 году началась организация серии опытных посевов в различных точках СССР, которые позднее стали называть «географическими посевами». Елена Ивановна активно участвует в этой работе. По заданию Николая Ивановича она едет в Крым для проведения посевов различных культур. Он высоко ценит ее знания и опыт работы с коллекцией и пишет в Никитский ботанический сад: «мы имеем в виду послать Е.И. Барулину и Т.П. Николаенко… Е.И. Барулина является одной из лучших сотрудниц, старшим ассистентом отдела, хорошо подготовленным, с 1917 года принимавшим участие в посевах и ботанической работе». В этом же году Елена Ивановна едет в заповедник «Аскания Нова» для проведения посевов другой серии опытов. Директорам обеих организаций Николай Иванович пишет письма с убедительной просьбой помочь Барулиной и сопровождавшей ее лаборантке: «Командируемые лица хотя и опытны по части наблюдений и работы, но недостаточно опытны по устроению и всепокорнейшая просьба к вам взять их под свое покровительство». Будучи в Крыму, Елена Ивановна проводит обследование растительности, изучает распространение пшеницы-однозернянки. Пшеница была обнаружена в Балаклавском районе, создан гербарий, который хранится в Никитском ботаническом саду, и написана статья «О засорении посевов хлебов однозернянкой в Крыму». Найдены дикорастущие виды чечевицы Lens nigricana и L. orientalis. В 1924 году Елена Ивановна проводит географические посевы в Грузии в Тифлисском ботаническом саду и одновременно осуществляет посевы чечевицы и вики. Летом этого же года она участвует в экспедиции по Грузии и частично Армении с целью обследования полевых культур. Для участия в этой экспедиции под руководством П.М. Жуковского ее рекомендовал Николай Иванович. Он пишет П.М. Жуковскому: «Хорошо если бы для этой цели Вы привлекли Е.И. Барулину. Она, безусловно, будет полезна, так как участвовала уже в экспедиции на Юго-Восток, знает все культуры и знает то, что нужно собрать и какие сведения нужны. Словом, хотя участие дам в экспедициях и не очень желательно, но некоторое исключение возможно». Вавилов очень доволен материалом, который собрала Е.И. Барулина. Он пишет П.М. Жуковскому: «привезла интересный материал Е.И. Барулина. Еще как следует не успели просмотреть, но то, что видел по пшеницам и бобовым, представляет большой интерес».

Летом 1925 года Елена Ивановна едет на степную опытную станцию, а затем - в Берлин в научную командировку на 1 месяц для ознакомления с работой по генетике, селекции и прикладной ботанике, участвует в съезде генетиков в Гамбурге. В январе 1926 года она участвует в работе Всесоюзного съезда ботаников в Москве, весной выезжает на Украину для посева чечевицы и вики. Помимо работы с коллекцией Барулина читает лекции и ведет практические занятия на курсах по селекции и семеноводству, пишет рефераты в русские и иностранные журналы по генетике, селекции и прикладной ботанике. В этом же году они официально оформляют отношения. Николай Иванович долго старался не допустить разрыва с прежней семьей, но Екатерина Николаевна отказалась переехать в Петербург, и уже 6 лет длилось какое-то подобие семейных отношений. Друзья ждали свадьбы, но торжества не состоялось. Все наконец-то сошлось на поездке в Средиземноморье, о которой давно хлопотал Вавилов; он уезжает, как выяснится, более чем на 1 год. Елена Ивановна занимается коллекцией чечевицы, изучает ее разнообразие. Вавилов часто пишет ей письма - отовсюду, где есть почта, порой ежедневно; значительную часть в них занимали научные наблюдения.
01.09.26, Кипр. «Вчера видел вещи замечательные в Кносском дворце 17-18 века до Р.Х. В зерновом хранилище из огромных глиняных чанов масса зерна, в т.ч. Ervum ervilia, которая и теперь возделывается на Крите. Получил ископаемую Ervum ervilia».
07.09.26, Кипр, Ларнака. «Средиземье, черт его возьми, велико даже при европейском способе передвижения. От Марселя до Сирии 14 дней пароходом».
17.09.26, Дамаск. «Вот и в самом старом городе мира. Город на берегу пустыни, но сам весь в воде. Сады, ручьи. По корану здесь все для рая. Масса бобовых. Ervum ervilia в большом разнообразии».
03.10.26, Алеппо. «Кончаю Сирию. Числа 8-9-го буду в Палестине, Иерусалиме. По чечевице и керсанке (Название французской чечевицы, производное (почти калька) с алжирского - прим.автора) здесь материал большой и, по-видимому, интересный. И та и другая культура здесь большого значения, особенно Ervum ervilia. Из всех бобовых на первом месте формы среднего размера».
17.11.26, Иерусалим. «…Послал уже 55 посылок из Палестины. Очень вероятно, что 100-200 разновидностей (форм) чечевицы. Они очень интересны…»
11.01.27. «Сегодня, dear, в Порт-Саиде. Море тише, и я немного ожил. По чечевице (да и по всем культурам) не хватает Верхнего Египта, Испании и Абиссинии. И засим, в сущности, можно приступать к полному синтезу. В чечевице я теперь заинтересован не меньше тебя, ибо немного знаю и люблю ее. На ней мы поймем все бобовые».

Чечевица, культура, о которой так много пишет Вавилов, в ту пору была одной из основных в России. До революции Россия была мировым лидером по производству чечевицы и вывозила на внешний рынок свыше 4 млн пудов, что составляло 85 % мирового экспорта. В 1935 году площади посевов чечевицы в СССР достигли 1 млн га и более, что сопоставимо с суммарной площадью, приходящейся на все зернобобовые культуры в Российской Федерации сегодня. В ту пору чечевица была важной составляющей рациона населения.

Кроме того, это, древнейшая культура, возделываемая с доисторических времен, и поэтому дающая интереснейший материал для изучения. Не удивительно, что Вавилов уделял ей так много внимания, стараясь собрать разнообразие рода из центра его происхождения. В горном Марокко, где в ту пору против колониального режима восстало местное население (племена риффов), он собирал дикую чечевицу буквально в районе боевых действий. Но о такого рода подвигах - только несколько слов в письме жене: «собрал любопытный материал … от риффов с гор».

Несколько слов необходимо сказать и об Ervum ervilia - растении, о котором Вавилов пишет чуть ли ни в каждом письме жене. Это -французская чечевица - один из объектов изучения Барулиной. В настоящее время этот вид отнесен к роду Вика и известен под названием вика четковидная, но прижившееся «французская чечевица» более привычно. Этот распространенный дикорастущий вид в то же время - одна из наиболее древних сельскохозяйственных культур, возделываемых около 10000 лет. Культивировали ее в качестве кормового и сидерационного растения в Древнем Риме; активно возделывали в странах Средиземноморья и в ряде стран Центральной Европы. Е.И. Барулина изучала этот вид в контексте закона гомологических рядов, дала ботаническое описание, анализировала изменчивость признаков, разрабатывала внутривидовую классификацию, сделала выводы о центре происхождения и первоначального выхода в культуру.

Длительное путешествие по Средиземноморью, вместившее так много интересных впечатлений, но как всегда, и немало испытаний, конечно же, не могло не быть утомительным. К тому же разлука с любимым человеком добавляет временами уныния, и однажды озаряет счастливая мысль. 20 октября 1926 года Николай Иванович пишет Елене Ивановне из сектора Газа: «В голове у меня мысль, как бы тебя выписать в Италию. Мы могли бы по ней побродить вместе с тобой, родная. Запроси, на всякий случай визу в Италию. Я напишу Виктору Евграфовичу (В.Е. Писарев - зам. директора института, оставшийся «на хозяйстве» во время отсутствия Н.И. Вавилова-прим. автора) и ты к нему зайди. Финансы - все, что у тебя есть и остатки моих жалований, да и займи. С премией вывернемся». …Я очень хочу, чтобы ты приехала в Италию и побыла со мной хотя бы две недели. В Италии надо видеть и сделать многое и хорошо, если бы ты, милая, была со мной... Пришел ли материал по чечевицам из Крита, Кипра, Сирии, Палестины? Меня очень интересует, что ты найдешь. По этому будем расшифровывать и другие сюжеты. Я делаю все, чтобы тебя залучить...». Незадолго до этого он стал лауреатом только что учрежденной Ленинской премии, о которой писал: «Сама по себе она меня не интересует, все равно пролетарии. Но за внимание тронут».

Однако их встреча к рождеству не состоялась, несмотря на все усилия Вавилова по преодолению формалистики, хождения по коридорам советского полпредства. Времени для встречи оставалось все меньше, так как Николай Иванович должен был ехать во Францию, а потом в Эфиопию. Поездкой в Эфиопию (тогдашнюю Абиссинию) он «болел» давно. Считая, отсчитывая дни, он писал: «…Буду ждать тебя. Хоть два дня будем с тобой. А ты после этого посмотришь немного Италию…». И, в конце концов, телеграмма: «Отложи свой отъезд до весны». Разочарование, огорчение, усталость сквозят в его письме из Марселя 5 января 1927 года: «Море не спокойно. Я чувствую, предстоит нелегкое путешествие. 12 дней и ночей в лучшем случае. Но я не колеблюсь, дорогая. Это необходимо сделать по логике жизни. Это не является удовольствием, дорогая, поверь мне. От поездов, экспрессов и моря (я уже сделал, по крайней мере 25000 км) я получил постоянную головную боль». Но в то же время: «До черта нужно еще исследовать Средиземье. Буду пытаться это сделать».

Елена Ивановна понимает его. Живет письмами, ездит к Писареву, чтобы прочитать полученные им письма и открытки, в которых случались приписки: «Покажите это письмо Барулиной». Бывало, что ожидание сжимало голову обручем ужаса, неизвестности. Чего только стоили ей 44 дня, когда она не получала писем из Абиссинии. А ведь это была одна из самых опасных и трудных экспедиций. «Началась походная жизнь - караван, солдаты, клопы, словом, simple life… Но все это ничего, лишь бы сделать, что надо» - писал Вавилов. Организационная неразбериха, леность, тупость и пьянство караванщиков, о которых он расскажет потом, а его шутливые упоминания об опасностях, которые могли быть вполне реальными: «Надеюсь, если не съедят крокодилы при переправе через Нил…» или «Если где-нибудь в горной Абссинии директора не посадят на кол…». Она отслеживала его путь по карте: внутренняя Абиссиния - каменистое плато, рассеченное каньонами до тысячи и более метров глубины; узкая полоска Нила, на самом деле кишащего крокодилами. Она знала, правда, только по его рассказам, в которых он вряд ли говорил ей всю правду, сколько опасных троп пришлось преодолеть, побывать под саблями басмачей, рядом со львами и леопардами, фалангами и скорпионами, не раз попадать в дорожные происшествия, болеть малярией и лихорадкой. О, сколько всего можно передумать за 44 ночи безвестности! А сколько их еще впереди. «Как Агасфер, мотаюсь по Вселенной. О, если бы ты знала дорогая, как мне надоело мотаться…». Но она знала, что как бы ни было трудно и как бы он ни устал, остановить его невозможно. Впереди было еще множество поездок за рубеж и по стране, экспедиции в Азию и Америку и последняя - в 1940 году, в Западную Украину, разлучившая их навсегда.

А тогда, почти год спустя после расставания, они все-таки встретились в Италии, где она ждала его в отеле «Londra», на via Gaeta, 3, возвращавшегося из так не просто доставшейся ему Эфиопии. В Риме в ту пору был Международный конгресс по пшенице. Вавилов сделал на нем доклад, впоследствии удостоенный золотой медали. Но несмотря на конгресс, встречи, переговоры, посольский обед и прочие деловые и светские обязанности, они устроили себе настоящее свадебное путешествие. Ну и что, что через год после женитьбы. Они проехали всю Италию: Мессина, Палермо, Флоренция, Милан, Венеция, Помпеи… Поездка была упоительной - храмы, соборы, монастыри, музеи, галереи, каналы и гондольеры и, конечно же, библиотеки, университеты, фермы, поля, виноградники. Конечно, это было счастье - недолгое, но, наверное, такое же полное и яркое, как небо Италии.

Елена Ивановна возвращается из Италии одна, так как Вавилов добился-таки долгожданной визы в Испанию. Снова разлука на несколько месяцев. Она вновь поглощена работой с чечевицей: разбирает обширный коллекционный материал, собранный в экспедициях Вавилова в Афганистан, Средиземноморские страны, Эфиопию; выделяет разновидности и формы; обрабатывает результаты географических посевов. Ее по-прежнему интересуют проблемы происхождения, географии, систематики и генетики чечевицы, чтобы «портрет» культуры был полным и безупречным. К этому времени вышла брошюра Е.И. Барулиной «Чечевица» в серии «общедоступная библиотека», следом, в 1928 году, - «Чечевица Афганистана», в 1929 году - статья «Чечевица» в книге «Руководство по апробации селекционных сортов важнейших полевых культур». Параллельно Елена Ивановна ведет работу и по другим культурам, готовит статью «Межвидовые скрещивания некоторых пшениц». Начатая еще в студенческие годы работа по генетике и систематике пшеницы в 1933 выливается в статью «Сравнительное генетическое изучение разнохромосомных пшениц». Какое-то время Барулина проводит исследования по культуре риса.

В 1929 году была организована Академия сельскохозяйственных наук и избранный академиком Вавилов назначен ее президентом. Однако почти сразу после назначения, преодолев некоторое осуждение начальства и формальности, он отправляется в давно задуманную экспедицию в Азию: Северо-Западный Китай, Семиречье, Иссык-Куль, Заилийское Алатау, Алма-Ата, снова Китай, Дальний Восток, Япония, Корея, Тайвань. И опять шутливо о случившемся: об утонувшей прямо под ним лошади, о том, как медленно тащится караван, о спутнике, у которого оказался неожиданный норов, о нравах и обычаях, о китайских опийных трущобах, которые он посетил, и вскользь - о вполне возможных реалиях: «Буду надеяться, что в плен меня китайцы не возьмут и как-нибудь доберусь до Семиречья». И вновь бессонные ночи, ожидание. Хорошо, что она не знает всего, к примеру, об исследуемых им резервациях Тайваня, где сохранились аборигенные малайские племена, известные как «охотники за черепами»! А Вавилов стремится все дальше, не в силах остановиться. Об этом красноречиво свидетельствует письмо жене от 4 ноября 1929 года: «…Теперь уже дело ясное - мир надо видеть весь, во что бы то ни стало… Для дела надо видеть. Горизонты во всяком разе стали шире. Но еще шире горизонты неизведанного». «Надо, dear, видеть» - Вавилов писал год спустя из Америки. Послания порой почти телеграфные: «Кончил Аризону», «Мексику кончил», «Кончаю Гватемалу», но в большинстве писем он делится с женой впечатлениями, планами, размышляет о «философии бытия», о судьбах советского растениеводства, призванного сделать СССР «державой, которую надо признать».

В 1932 году Вавилову еще раз удалось посетить Америку, где для него оставались белые пятна. Он пишет Елене Ивановне: «Если все удастся - будет еще часть мира в порядок приведена». И много лет спустя после знакомства, после совместной жизни он называет ее «Прекрасная Леночка», «моя дорогая любимая Леночка», «my dear», «dear fair».

Пока Вавилов «приводил в порядок мир», постигая философию земледельческой культуры, Лена анализировала, систематизировала, писала. В 1930 году выходит книга Е.И. Барулиной «Чечевица СССР и других стран» - это одна из первых монографий, созданных по инициативе Вавилова и под его непосредственным руководством, - итог многолетнего кропотливого труда. В монографию были включены отдельные главы по французской чечевице и вике, засоряющей чечевицу. Знание нескольких иностранных языков, широкая эрудиция в области прикладной ботаники и селекции позволили Елене Ивановне в полном объеме дать обзор существующей в то время литературы. В работе приведено подробное описание чечевицы тех стран, где возделывают эту культуру, а также представлен огромный материал по использованию, площадям посевов в мире и России, значению чечевицы как экспортной культуры. На основании результатов географических посевов представлена схема наследственной изменчивости признаков растений чечевицы. Рассматриваются вопросы об основных очагах происхождения и местах вхождения чечевицы в культуру. Изучение обширного коллекционного материала из различных стран Европы и Азии позволило Барулиной сделать вывод о том, что Юго-Западная Азия - первичный центр происхождения чечевицы; здесь сосредоточено все разнообразие признаков мелкосемянных форм. Средиземноморье, где распространены крупно- и среднесемянные формы, является вторичным центром вхождения чечевицы в культуру.

Как всегда, работы Барулиной проникнуты идеологией Вавилова. Исследуя род Lens, она описывает его историю и географию, показывает насколько ярко проявляется закон гомологических рядов и наследственной изменчивости у представителей родов Lathyrus, Pisum, Vicia. В роде Lens Барулина впервые выделила 2 подвида и 58 разновидностей. Отдельные разделы посвящены генетике, анатомии и болезням растений чечевицы на самом современном для того времени уровне науки. Дано описание всех дикорастущих видов этой культуры.

В 1931 году Елена Ивановна перешла в лабораторию генетики, которой руководил Г.Д. Карпеченко. Совместно с Е.А. Домбровской она продолжает изучение генетики чечевицы. Они начинают проводить скрещивания чистых линий 32 разновидностей, принадлежащих к двум подвидам чечевицы. При этом было показано, что эндемичные формы из древних центров происхождения (Афганистан, Индия, Эфиопия) характеризуются в основном доминантными генами; формы, распространенные на периферии ареала возделывания (в основном страны Средиземноморья) несут рецессивные гены.

В одном из писем к Г.Д. Карпеченко, который настаивал, чтобы Барулина занялась зерновыми, Вавилов пишет: «Елена Ивановна завалена работой с чечевицей. Из одной только Малой Азии пришло около 500 образцов и только к будущему году она сможет подойти к работе с хлебами. Во всяком случае, в первую очередь надо написать большую монографию по чечевице, она ведет генетическую работу, пишет рефераты для «Трудов», для «Разумтно генетике», «Ботаника эбстрактс».

Подробное и глубокое изучение чечевицы позволило Елене Ивановне в 1937 написать главу «Чечевица» в IV том книги «Культурная флора СССР», где представлена эколого-географическая классификация культурного вида L. culinaris. Это было развитием новой идеи Вавилова: агроному нужна не столько ботаническая, сколько агроэкологическая классификация, основанная на важнейших биологических и хозяйственных признаках культуры. В этой классификации он видел создание конкретного руководства для селекции. Изучив мировое разнообразие чечевицы, Барулина выделила шесть эколого-географических групп, соответствующих климатическим условиям ареалов: аравийско-абиссинская, афганская, индийская, передне-азиатская, средиземноморская, европейская. К последней группе относятся образцы из России, стран Европы, Северной Африки и Америки, которые на сегодняшний день составляют подавляющее большинство образцов коллекции чечевицы в ВИР. Елена Ивановна привела подробную характеристику по каждой группе, описала распространение и перспективы использования в селекции. До настоящего времени нет другой систематики по чечевице, и ученые всех стран используют монографию Е.И. Барулиной в своей работе.

Много внимания уделяла Елена Ивановна воспитанию сына Юрия. Еще до школы он был обучен чтению, началам письма и арифметики. Ей удалось записать его в одну из лучших ленинградских школ - первую образцовую. Она следила за кругом его чтения, рано подарила ему фотоаппарат, возила в путешествие по Волге, брала с собой в Крым, где лечилась в санатории, много времени проводила с ним в Пушкине.

С середины 30-х годов прошлого столетия начался новый бесславный период в жизни биологической науки страны, жизни ВИР и семьи Барулиной. От жены Николая Ивановича потребовалось подлинное мужество в эти годы оппозиции и беспощадной травли, завершившейся арестом Вавилова. Несмотря на давно сгущающуюся атмосферу, арест мужа оказался для нее полной неожиданностью. После ареста Николая Ивановича, Елена Ивановна, в сентябре 1940 года, обращается с письмом к академику А.Н. Крылову с просьбой «ходатайствовать перед правительством о скорейшем выяснении этого дела и освобождении Николая Ивановича». Она пишет: «печальная необходимость заставляет меня беспокоить Вас своим обращением и просить помочь мне в создавшемся чрезвычайно тяжелом положении. Арест моего мужа Н.И. Вавилова является для меня совершенно непонятным и, несомненно, есть результат какого-либо недоразумения или ложного клеветнического доноса».

Е.И. Барулина еще в 1939 году ушла из института в возрасте всего 44 лет. Мучавший ее с молодости полиартрит с возрастом стал невыносим. Да, и обстановка в ВИР в то время не способствовала творческому плодотворному труду. После ареста Вавилова большинство сотрудников ВИР прекратили контакты с ней, боясь преследований НКВД. Этот период одиночества и неизвестности был, наверное, самым страшным в ее жизни. В октябре 1940 года она ездила в Москву хлопотать об освобождении мужа и с огромным трудом попала на прием к прокурору СССР. Приведем отрывки из письма Елены Ивановны Главному прокурору СССР:

«Академик Николай Иванович Вавилов является крупнейшим специалистом по сельскому хозяйству в целом, по растениеводству и в особенности по селекции, известным не только в СССР, но и за границей. Одаренность, совершенно сверхъестественная работоспособность, настойчивость в разрешении поставленных перед собой задач, в соединении с необычайной эрудицией ставят его на большую высоту не только среди русских растениеводов, но и среди ученых зарубежных стран, признающих его превосходство и отдающих дань ему в сотнях писем, ежегодно получаемых им со всех концов света, с просьбой о консультации и помощи в научных исследованиях. Будучи неутомимым путешественником, бесстрашным исследователем, он изучил культурные растения четырех континентов… нередко с риском для жизни он проникал в труднодоступные районы, совершая географические подвиги, с единственной целью - добыть для наших селекционеров все, что могло иметь значение для нашего социалистического земледелия…
…Всего им собрано свыше 200 000 образцов по главнейшим культурным растениям. Все эти сортовые богатства дали в руки селекционеров огромный капитал, которым не обладает ни одна страна в мире….
Прекрасный организатор, Н.И. Вавилов умел заставить своих сотрудников работать, он заражал их своим энтузиазмом, работоспособностью. До поздней ночи горели лампы в кабинетах института, шла упорная, всегда напряженная работа коллектива, охваченного одной общей идеей - дать Советскому Союзу лучший материал, который обеспечит борьбу за высокий урожай, освободит страну от импорта технического и лекарственного сырья, поднимет сельское хозяйство на недосягаемую высоту. Сам Н.И. Вавилов работал по 20 часов в сутки изо дня в день, из года в год, не пользуясь ни разу ни отпуском, ни домом отдыха, не оставляя своей творческой работы даже в поезде, в машине…
Разносторонние всеобъемлющие работы Н.И. Вавилова высоко поднимают знамя советской науки. Это - гигант в области мирового растениеводства. Каждый селекционер знает свою культуру, но Н.И. Вавилов знает все культуры. Благодаря своим громадным знаниям и опыту, благодаря своей исключительной преданности Стране Советов, он смело синтезирует работу армии советских селекционеров и участвует в великом строительстве, в организации социалистического земледелия. Недаром один из советских академиков, характеризуя Н.И. Вавилова, сказал о нем: «Я знаю Вавилова со студенческих лет, знаю Западную Европу и могу сказать, что равного Вавилову по эрудиции, по энергии, по сумме им сделанного, я не знаю в Европе и желать от отдельного лица чего-то большего, значит, предъявлять требования сверхчеловеческие, значит желать чудес».

После такого письма от нелепости содеянного не мог не содрогнуться лишь каменный колосс. Палачи Вавилова не содрогнулись. Ответа не последовало. Второй раз она приехала в Москву в марте 1941 года и встретилась с Сергеем Ивановичем, младшим братом Николая Ивановича, известным ученым-физиком. С.И. Вавилов очень тяжело переживал арест брата, обращался к президенту академии наук В.Л. Комарову, с которым они написали письмо Сталину. Все было тщетно.

В мае 1941 года Е.И. Барулину с сыном пригласила жена Г.Д. Карпеченко, арестованного в феврале, провести лето на даче ее отца в Подмосковье (этим же летом Карпеченко был расстрелян). Приглашение семьи опального академика этими мужественными людьми, по сути, спасло им жизнь. На даче в Ильинском их застала война и прямо оттуда в начале августа 1941 года они смогли эвакуироваться в родной для Елены Ивановны Саратов. Останься они в Ленинграде, неизвестно, что могло бы их ожидать: еще до войны Елену Ивановну могли сослать в ссылку как жену репрессированного, а во время войны вряд ли институт стал бы заниматься их эвакуацией; выжить же в блокадном Ленинграде она не смогла бы, так как была уже больным человеком.

В Саратов же вскоре был этапирован и Николай Иванович. Живя поблизости от мужа, Елена Ивановна ничего не знает о его судьбе, не знает, что он рядом в Саратове. Было трудно, голодно: Барулиной (инвалиду I группы) отказали в пенсии как жене «врага народа»; на продуктовые иждивенческие карточки выдавали 300 г черного хлеба на человека. И при всей трудности военного времени она отправляла продовольственные посылки для мужа в Москву. Поддерживал Елену Ивановну Сергей Иванович Вавилов, которому она писала из Саратова 7 декабря 1943 года: «Деньги от Вас получаем регулярно. Не нахожу слов, чтобы выразить Вам свою глубокую благодарность. Без Вашей помощи нам бы не просуществовать это время…». Однако еще трудней была полная неизвестность. Имя Николая Ивановича исчезает из науки, его не цитируют, на него не ссылаются. О том, что он умер в саратовской тюрьме, Елена Ивановна узнала только в 1944 году. В 1945 году в Саратов приходит правительственная телеграмма, за подписью вице-президента академии наук Л.А. Орбели, предписывающая сыну Вавилова вместе с матерью выехать в Ленинград, который в ту пору был еще закрыт. Эта телеграмма, наделавшая переполох на тихой улочке Первомайская, конечно же, была организована С.И. Вавиловым, ставшим в июле 1945 года президентом Академии наук СССР. Сергей Иванович оказал большую помощь семье брата по возвращении в Ленинград: устроил с жильем, с перевозкой из старой квартиры части мебели, принадлежащей семье Н.И. Вавилова, помогал деньгами.

После войны Елена Ивановна не оставляет усилий по возвращению доброго имени своего мужа: она пишет письма, звонит, стучится порой в закрытые двери. До сих пор появляются свидетельства той неустанной борьбы. Но только по прошествии нескольких лет после смерти Сталина, изобличения Берия, обращения Елены Ивановны к генеральному прокурору с ходатайством о реабилитации Николая Ивановича, после многочисленных писем его друзей и соратников, обращения мировой научной общественности в 1955 году приходит извещение о реабилитации.

Елена Ивановна неустанно работала с наследием Н.Н. Вавилова: приводила в порядок его огромный архив, принимала участие как член редакционной комиссии в подготовке пятитомного издания «Избранных трудов» Николая Ивановича. При аресте были изъяты многие неопубликованные рукописи, но сохранилась ценнейшая рукопись фундаментального труда «Мировые ресурсы сортов хлебных злаков, зерновых бобовых, льна и их использование в селекции». Судьба этой рукописи особенно беспокоила Елену Ивановну. Благодаря ее неустанным хлопотам книга вышла в издательстве Академии наук в 1957 году.

Умерла Елена Ивановна в селе Болшево под Москвой 9 июля 1957 года, к сожалению, так и не дожив до триумфального, в масштабах всего Земного шара, возвращения Николаю Ивановичу Вавилову его светлого имени, признания и славы. Возвращения теперь уже навсегда.

Основные научные труды Е.И.Барулиной

1. О вике засоряющей посевы чечевицы. (К вопросу о мимикрии у растений). Тр. Всероссийского съезда по селекции и семеноводству, 1920, 1: 15-16.
2. Опыт систематического изучения расового состава в пределах одной разновидности мягкой пшеницы Triticum vulgare var. Ferrugineum. Тр. по прикл. бот., ген. и сел., 1922-1923, 13, 1: 259-350.
3. О засорении хлебов однозернянкой в Крыму. Записки Никитского ботанического сада, 1925, 8: 163-165.
4. Полевые культуры Джавахетии (Восточная Грузия). Тр. по прикл. бот., ген. и сел., 1926, 16, 3: 151-169.
5. Чечевица. Серия «Общедоступная библиотека» Ин-та прикладной ботаники и новых культур. Л., 1926.
6. Чечевица Афганистана. Тр. по прикл. бот., ген. и сел., 1928, 19, 2: 23-48.
7. Чечевица СССР и других стран. Ботанико-морфологическая монография. Прилож. 40-е к тр. по прикл. бот., ген. и сел. Л., 1930.
8. Сравнительно-генетическое изучение видов Triticum. Тр. по прикл. бот., ген. и сел., 1933, 11, 5: 127-165.
9. Чечевица. В кн.: Культурная флора СССР. 1937, т. 4.
10. Генетическая дифференциация географических рас. 1. Чечевица - Lens esculenta Moench. Тр. по прикл. бот., ген. и сел., 1937, 11, 7: 277-338. (Совместно с Е.А. Домбровской).

Основная библиография, использованная при написании статьи

1. Бальдыш Г. Посев и всходы. М., 1983.
2. Вавилов Ю.Н. В долгом поиске. Книга о братьях Николае и Сергее Вавиловых. М., 2004.
3. Из эпистолярного наследия, 19, 5, 10.
4. Н.И. Вавилов. Документы и фотографии. СПб, 1995.
5. Резник С. «Николай Вавилов», Серия «Жизнь замечательных людей». М., 1968.
6. Светозарова В.В., Волузнева Т.А. Елена Ивановна Барулина-Вавилова. В кн. «Соратники Н.И. Вавилова», СПб, 1994: 53-59.
7. Поповский М. Надо спешить! М., 1968.
8. Поповский М. Дело академика Вавилова. М., 1991.
9. Труды Е.И. Барулиной.

Елена Барулина (1895-1957)